— Почему бы и нет, — отвечаю. — Надо же чем-то до обеда заняться.
— Тогда я сейчас принесу нитки, — кивает он и бодренько скрывается за дверью.
— Здорово, — улыбается Тирбиш. — У Дорчжи хорошо учиться, он очень здорово плетет. У него отец торгует веревками, поясами всякими.
Дорчжи возвращается с несколькими цветными клубками тонкой гладкой нитки и какими-то деревяшками, мы перебазируемся в столовскую часть кухни и начинаем урок. Объяснение в основном происходит на пальцах. Начало весьма неожиданное: нитки предлагается намотать на край столешницы по всей длине. Зато потом можно чувствовать себя Пенелопой: сидишь, гоняешь челночок туда-сюда. За какие-то полчаса у меня уже готов первый кривоватый шнурок, пестренький такой, узорчатый.
Дорчжи за это время выучил несколько новых слов на всеобщем — тоже польза. Вот, рассматривает он мое произведение и кричит Тирбишу:
— Как будет «тянуть»?
Тирбиш:
— «Тянуть»!
— О! — Дорчжи оборачивается ко мне. — Не тяните так сильно или тяните везде одинаково.
Я ржу и стараюсь соответствовать.
Следующий шнурок мы делаем пошире, и я замечаю, что способ плетения позволяет создавать довольно ровные геометрические узоры.
— А можно, — говорю, — сплести так, чтобы буквы получились?
Еще минут десять уходит на то, чтобы объяснить Дорчжи мою отнюдь не новую идею.
— А зачем слова? — Он морщит лоб, изо всех сил стараясь понять.
— Например, какое-нибудь хорошее пожелание можно вписать, — придумываю я, размахивая руками для выразительности. — Или поздравление!
— Хм… — До него, кажется, начинает доходить. — А можно ведь, наверное… Тирбиш, как будет «заговор»?
— Да кто ж его знает! — доносится из кухни.
Я прикусываю губу, чтобы не захихикать. После того как сегодня Азамат объяснял запасному повару, что я не ведьма, мой словарь обогатился всякими «заклинаниями», «зельями» и «заговорами». Вообще, я чем дальше, тем лучше понимаю по-муданжски. Что и неудивительно, впрочем.
Пока Дорчжи с Тирбишем стараются сообразить, как объяснить мне свою идею и разрешит ли Алтонгирел выводить заклинание на шнурке, я не теряю времени и несколько коряво изображаю нитками три слова о самом главном — пошленько, конечно, но зато коротко и по делу. С этим шнурком мне Дорчжи почти не помогал, только на словах, и я решаю, что его-то и подарю, а первый себе оставлю, в хозяйстве пригодится.
Близится обед, вынимаю из духовки свой противень, тут и хлебушек поспевает. В общем, не жизнь, а сказка.
— Прячьте, — говорит Тирбиш, выходя из кухни. — Сейчас все придут.
— А я хотела сейчас и подарить, — говорю, сматывая нитки.
— Не-эт, зачем, — мотают головами оба муданжца. — Вы ему подложите куда-нибудь.
— А что, у вас принято подарки тайком подкладывать? — спрашиваю, пряча шнурки по карманам. Хорошую юбку в «Трех тюльпанах» отхватила — длинную и сплошь в карманах. Для жизни на муданжском корабле просто лучше не придумаешь.
— Конечно, — говорит Тирбиш. — То есть можно, конечно, и в руки отдать, но ведь намного приятнее, когда случайно находишь подарок, правда?
Ну, о вкусах не спорят. Тирбиш отправляется скликать народ на обед, я следую за ним, пока не нахожу Азамата где-то в техническом отсеке. Он тщательно отмывает руки у общественной раковины.
— Капитан, обед готов, — неуверенно говорит Тирбиш.
— Да я пропущу, наверное, — отвечает Азамат, не оборачиваясь.
— Я тебе пропущу! — откликаюсь. — Что ж теперь, совсем не есть, что ли?
Он поворачивается на звук моего голоса со своей фирменной удивленной улыбкой.
— А ты запаслась постной едой? Тогда я сейчас.
— Давай-давай, — говорю, — я подойду через пару минут.
Пока Азамат с гарантией не в каюте, иду подложить ему гизик. Захожу, естественно, через свою каюту, поднимаю стенку и оставляю шнурочек на крышке бука, завязав бантиком. Получилось довольно мило. Шнурок красно-зеленый, как Рождество, но расцветку Дорчжи предложил, а я ему верю, тем более что Азамат любит красный и носит зеленый.
В дверях столовой мы сталкиваемся, Азамат сразу садится за отдельный стол, а я иду с Тирбишем на кухню проконтролировать сервировку незнакомого ему блюда. Ничего, справился, я тем временем хлеб нарезала и сметану в пиалушки разложила. А еще заварила себе чай. По-моему, мы лопнем.
Нам сервируют во вторую очередь, так что все уже радостно чавкают сырым мясом, когда Тирбиш выкатывает столик с нашими баклажанами и прочими излишествами. Азамат отвлекается от потягивания травяного чая и задирает брови:
— Я смотрю, ты не устаешь экспериментировать, — говорит Тирбишу.
— Это не я, — смущается Тирбиш. — Это ваша супруга.
До Азамата доходит не сразу.
— Ты что, готовила для меня? — говорит он наконец, почему-то шепотом.
— Для нас вообще-то, — пожимаю плечами. — А что в этом такого удивительного?
— Боги, Лиза, да не надо было, — бормочет супруг. — Я думал, ты свои йогурты есть будешь, а то бы сам что-нибудь сварганил…
— Конечно, я йогурты, а ты ничего, здорово. Если хотел поголодать денек, так бы и сказал. Впрочем, не хочешь, не ешь, заставлять не буду, — ворчу и вгрызаюсь в баклажанчик. Хорошие баклажаны Тирбиш купил, не горчат совсем.
— Не обижайся, — внезапно строго говорит Азамат, я аж жевать перестаю. Он очень серьезен. — Мне просто неудобно, что я не позаботился о твоем обеде.
Закатываю глаза в лучших традициях Алтонгирела.
— Азамат, у меня своя голова на плечах, тебе не нужно обо мне каждую секунду заботиться. Ешь давай, пока не остыло.