Потом, правда, от этой истории произошла некоторая польза. Меня, конечно, засекретили — разве Земной союз признается, что у них с безопасностью такая лажа? А чтобы у меня и родных не было соблазна трепаться о своих подвигах, ЗС взял нас под свою опеку. Мы с братом на халяву получили очень недешевое образование, а брата еще и трудоустроили потом в тот же самый Земной союз. Маме же с тех пор регулярно заказывают дизайн парков и палисадников у правительственных зданий. Меня тоже хотели воткнуть личным врачом какой-нибудь шишки, но тут я как раз встретила Кирилла, и мне стало ужасно мешать то, что я должна от него скрывать свои проблемы на работе, ведь болячки старперов из ЗС — государственная тайна. Так что решила, что пропади он пропадом, этот блат, я и сама могу всего достичь и добиться, да и вообще. Вот, добилась. Просидела четыре года на нищенской зарплате, потом Кирилла убили где-то в космосе, опознавать даже нечего было. А потом я из принципа все-таки пролезла без протекции врачом на корабль, чтобы осуществить давнюю мечту. Не могу сказать, что мне и правда все еще так хочется летать, особенно в свете последних событий. Зато добилась того, что в ЗС меня так основательно забыли, что на родную планету пускать не хотят. Вот и все амбиции.
Я уже совсем собиралась поведать смиренно топающему рядом Азамату эту героическую историю со мной в главной роли, но тут замечаю какое-то движение в кустах справа от дорожки чуть поодаль. Присматриваюсь.
— Там кто-то сидит, — говорю шепотом.
— Да, заяц.
— А как ты его разглядел?
— А он дорогу переходил, когда мы еще из-за угла выворачивали.
— Ты его еще тогда заметил?
— Ну да.
— А чего ж не сказал?
— А зачем он тебе?
— Интересно… Я никогда живого зайца не видела.
— Да? — Азамат удивленно поднимает брови. — А говорят, на Земле много зверинцев.
— Ну в зоопарке видела, конечно, но это же совсем другое дело!
Азамат склоняет голову набок.
— Хочешь, поймаю, рассмотришь поближе?
— То есть как «поймаю»?
— Ну так, живым.
— А ему не будет больно?
Азамат начинает смеяться.
— Нет, не будет.
— Обещаешь?
Он кивает несколько раз, продолжая скалиться.
— Ну лови, — развожу руками.
Заяц, конечно, уже куда-то ушел из-под того куста.
— Ты пройдись дальше по дорожке не спеша, а я сейчас.
Делаю пару шагов вперед, потом оборачиваюсь — Азамата нет. То есть дело не в том, что его нет на дорожке, его просто нет! Вокруг ни веточка, ни травинка не шевелится.
Заинтригованная, я честно продолжаю идти вперед, и еще шагов через десять передо мной из воздуха, не иначе, сгущается дорогой супруг с зайцем наперевес. Ох и огромная скотина! Азамат держит его за уши, и зверю, по-моему, это очень не нравится.
— Ой, — говорю, — ну поставь его, не мучай!
— Если поставлю, ускачет, — резонно замечает Азамат.
— Ну ты придерживай.
Он сажает добычу на дорожку, не отпуская ушей. Однако заяц действительно очень большой. Рябой такой, глаза темные, туповатые, морда прямоугольная. Жуть.
— А почему ты решила, что это он? — спрашивает Азамат.
— Нипочему, сказалось так, — хихикаю. — А ты думаешь, она?
— Я вполне уверен, что она.
— Ты ей уже и под хвост заглянул?
— Нет, так… похоже больше на самку по поведению. Это трудно объяснить, но, если много зайцев видел, начинаешь различать.
Я наконец рискую пощупать пойманного зверя. Шерсть у него довольно жесткая, он немного дрожит.
— Класс, — говорю. — Ладно, выпускай, он же перепугался, бедный.
Азамат усмехается и отпускает руку. Заяц еще с полминуты сидит неподвижно, потом осторожно подается вперед, а потом как рванет — только хвостик и мелькнул.
Я достаю из сумки гигиенические салфетки.
— На, — говорю, — вытри руки, мало ли что на нем живет.
Азамат берет у меня салфетку и, следуя моему примеру, тщательно вытирает ладони.
— Знаешь, — говорит задумчиво, — обо мне, кажется, никогда и никто так не заботился, как ты.
— Ну, — отмахиваюсь, — мать, наверное, заботилась.
— Может быть, — размышляет он, — но только если совсем в младенчестве. Года в три меня отец у нее забрал, и потом я ее редко видел.
— А… зачем забрал?
— Ну как, все, говорить научился — должен жить с отцом.
— О!
— У вас не так?
— У нас родители обычно вместе живут, если не поссорились.
— Ах да! Никак не могу к этому привыкнуть.
Мы оба смеемся, потом Азамат внезапно серьезнеет.
— А можно спросить… что случилось с твоим отцом?
— Ничего, — усмехаюсь. — Его никогда не было.
— О… И часто на Земле так бывает?
— Ну… может, не часто, но бывает.
Мы бродим по лесу еще долго. Я подбиваю Азамата рассказывать мне про птиц, которых мы слышим, а он и видит — мне удалось разглядеть примерно каждую пятую из тех, что он показывал. Он, правда, не знает, как всех их назвать на всеобщем, но и мне не все названия что-то говорят, так что, помучившись со словарем в мобильнике, решаем просто называть всех на муданжском, надо же мне учить слова, если я туда собираюсь. Потом еще много веселья вызывает мое муданжское произношение, которое Азамат все старается поправить, а я в упор не слышу разницы. Впрочем, он довольно быстро соображает, как мне объяснить эту разницу, ну или хотя бы позволяет почувствовать, что прогресс налицо.
Мы довольно далеко уходим от моря, и нам уже давно никто не встречается, кроме зверья. Кстати, попадается еще пара зайцев, а Азамат вроде как и лису видел, но мне до его зоркости далеко. Мы набредаем на тихое лесное озеро, где в ряске пасутся несколько выводков утят, и устраиваем привал на стволе дерева, низко нависающего над водой. Это какой-то дубо-буко-платан из тех, которые моя мама сажает при ведомственных учреждениях, потому что он дает много тени — в очереди стоять легче, да и ветки у него разлапистые, можно присесть. У нашего дерева ветки такие толстенные и плоские у основания, что я рискую предложить заняться любовью, уж очень романтичное местечко. Азамат сначала даже не верит, что я серьезно, а потом смотрит на меня таким помутившимся взором, что удивительно, как в воду не рухнул. У него даже на обожженной щеке румянец проступает — впрочем, может, крем действовать начал.