Замуж с осложнениями - Страница 42

Азамат замечает мой скептицизм насчет его честности и несколько напрягается.

— Лиза, я понимаю, что для вас это важно, но могу уверить, что я и моя команда действительно не делаем ничего безнравственного. Вы можете почитать мой профиль в базе, там есть отзывы ваших же земных чинов…

Мне, конечно, безумно интересно почитать про Азамата, но я не хочу демонстрировать недоверие. Потом как-нибудь поинтересуюсь.

— Все нормально, — говорю с ободряющей улыбкой и подписываю контракт. — Это я по поводу наших рожи строю, не обращай внимания.

Он все еще выглядит встревоженным, и мне это не дает покоя. Украла душу, надо же. Это вам не наши писаки, провозглашающие, что «любить есть высшее наслаждение». Как страшно, что мой неосторожный жест может причинить ему столько тревоги.

Ладно, будем делать исключительно осторожные, позитивные жесты. Беру его за руку, сжимаю легонько и говорю с проникновенной улыбкой и придыханием:

— Я тебе верю.

Эта зараза ржет. Блин, а я тут пафос развожу…

— Извините, со мной это бывает, — кается он с широченной улыбкой. — Просто я очень хочу, чтобы вы остались у нас.

Эх, капитан, говорил бы уж начистоту, «у меня». Интересно, скоро ли дозреешь до признания?

Правда, тут мне приходит в голову неприглядная мысль: с его-то самооценкой и отношением ко мне, может, и никогда. Вот черт. С другой стороны, ну признался бы он сейчас и что бы я стала делать? Предложила повстречаться полгодика, пока определюсь со своими чувствами? Нет, он, конечно, чудовищно милый и предупредительный, но все-таки мужик, который стесняется меня лишний раз потрогать, довольно неудобен в эксплуатации. Да и на вид он действительно страшен. Нет, лишать социальных привилегий за внешность — нонсенс и просто отвратительно. Но то, что я так думаю, вовсе не значит, что мне приятно на него смотреть. Я, знаете ли, не слишком принципиальная и фанатею по тем же актерам, что и все. Хотя, конечно, если вдруг захочу почувствовать себя хрустальной вазой…

А как он на меня смотрит! Боже, чтоб на меня Кирилл хоть раз так посмотрел. И вот ведь странно — обычно, когда ненужный ухажер настолько открыто проявляет заинтересованность, хочется держаться от него подальше, да и вообще как-то не по себе становится. А я только смущаюсь. Может, мне просто мужика надо… Два года уже вдовею, однако. Подумать только, какая верная оказалась.

Однако я и правда смущаюсь и опускаю глаза в поисках какого-нибудь отвлекающего маневра.

— Надеюсь, я не нарушила каких-нибудь норм поведения этим подарком?

Азамат тоже кидает взгляд на мое произведение.

— Нет. Хотя последний раз мне что-то самошитое дарила мать, и то еще до травмы, — произносит он задумчиво и вдруг одергивает себя: — Надеюсь, это не звучит как жалоба.

— Да нет, — пожимаю плечами. — У меня у самой тоже только от мамы самодельные вещи, — говорю задумчиво, и тут до меня начинает потихоньку доходить, какая это степень близости. Ох ты ж елы-палы! Надеюсь, капитан не очень быстро привыкает к хорошему обращению, а то как бы не возомнил чего-нибудь. Впрочем, чтобы успокоиться, мне хватило одного взгляда на то, как он осторожно тыльной стороной пальцев разглаживает складочку на моем подарке. Не возомнит. Я ему пару вагонов барахла успею сшить прежде, чем он начнет видеть за этим нечто большее.

Я с Азаматом все время как на канате: в одну сторону шагну — обижу, в другую — слишком обнадежу. А может, это просто мнительность и на самом деле он гораздо легче переносит мои шатания? Он ведь понимает, когда я слишком нарочито его подбадриваю.

Мое само— и Азаматокопание прерывает Тирбиш, зовущий к ужину.

* * *

Солнечное утро на фотографии в иллюминаторе настраивает на невероятно позитивный лад и совершенно не предвещает никаких ужасов. Можно было бы и догадаться, что как раз сегодня случится нечто из ряда на фиг выходящее. Оно, конечно, каждый день, что я здесь, случается: то придушили, то домой не пустили, то отравили, то работать пришлось неурочно, а вчера так вообще поступила на работу на пиратский корабль, да еще и выяснилось, что капитан в меня влюблен. Что-то у меня веселая жизнь становится. Прямо хоть утром не вставай.

Однако расположение духа у меня прекрасное, хотя я и вскочила в невероятную по своим меркам рань — восемь утра! Дома раньше десяти под страхом смерти ни за что не встаю. Зато я уже оделась и почистила зубы, когда в дверь застучали. Высовываю нос — там один из младших членов экипажа, тот, что с крашеными красными перьями в волосах.

— Общий сбор в холле, — говорит он мне и двигает дальше по коридору.

Ага, видимо, обо мне объявляют. Можно было бы и до после завтрака подождать, а то в животе урчит, ну да ладно, потерплю. Я теперь тоже в команде, надо соблюдать правила. Топаю в холл.

Первое, что я там обнаруживаю, — это тихо переругивающиеся Азамат и Алтонгирел. Лейтмотив моей жизни, блин! На всякий случай напрягаю уши — вдруг еще что-нибудь новое про себя узнаю.

Азамат сидит за буком и что-то ожесточенно печатает, огрызаясь через плечо:

— Я не собираюсь в этом участвовать!

— А тебя никто и не спрашивает, — самодовольно парирует духовник.

— Это противоестественно. — Капитан даже отрывается от экрана, чтобы выговорить свое возражение, которое на муданжском еще более непроизносимо. — У меня на корабле твоя идиотская традиция никогда не поддерживалась!

— Можно подумать, ты из-за традиции злишься, — усмехается Алтонгирел.

— Я злюсь, потому что ты опять портишь мне жизнь, и не скрываю этого.