— Вам посуда подходит?
— Ну я бы предпочла, чтобы она была с ручкой, а так вполне.
И тут он принимается хохотать. Да как! Громко, гулко, просто автоматная очередь. Голову запрокинул — господи! А на шее-то шрамы… как он только выжил?!
Развеселить Азамата оказалось не лучшей идеей — на этот грохот, который у него канает за смех, является Алтонгирел. Я стараюсь слиться со стулом, естественно, тщетно.
— Развлекаешься? — интересуется Алтоша как-то нехорошо.
Азамат вытирает ладонью левый глаз. Ой, как мне хочется отсюда уйти немедленно и не вникать в их разборки…
— Тебя что-то не устраивает? — спрашивает капитан все еще весело.
— Да так, знаешь, боюсь, как бы ты потом не разочаровался слишком жестоко, — цедит Алтонгирел.
Когда Азамат сидит, Алтоша выглядит почти представительно. Оборачивается ко мне, опираясь на спинку моего стула:
— А вам еще не скучно, юная леди?
Что он хочет подчеркнуть? Что юная? Или что леди? Нет, тут явно какие-то свои интриги, которых я не понимаю и понимать не хочу. Выгибаю спину, чтобы быть от него подальше.
— Напротив. Мы вели чрезвычайно познавательную беседу о напитках.
— Уверен, вы получили от этого массу удовольствия, — шипит практически мне в ухо.
Отклоняюсь в сторону так, что это уже неприлично. Ну почему Азамат ничего не сделает?!
— Совершенно верно, — огрызаюсь.
— И почему я вам не верю?
Он уже меня почти касается. Приходится все-таки встать и обойти стол.
— Понятия не имею.
Сейчас ведь расплещет мой чай, урод.
К счастью, он переключается на Азамата — и заодно на муданжский:
— Очень тебе советую это прекратить.
Капитан, изменив своей вежливости, тоже переходит на родной язык:
— Я не уверен, что это входит в сферу твоей компетенции.
Хорошо, что у них тоже много умных слов заимствовано из всеобщего, а то хрен бы я что поняла.
— Зато я уверен. Над тобой мало смеются? Хочешь брызнуть бензином в костер?
А, ну да, поняла. Еще бы знать, о чем он…
— Я думаю, что больше уже некуда.
— Тебе рано себя хоронить.
— И поэтому ты считаешь, что мне надо сидеть под замком.
Да о чем они?! Или я не хочу этого знать…
— Азамат, я тебя предупредил, что будет больно.
— Мне не привыкать.
На этой оптимистической ноте Алтонгирел вздыхает и выходит из кухни строевым шагом, шарахнув дверью.
Я вздрагиваю, вжимаю голову в плечи и зажмуриваюсь.
— Простите, — говорит Азамат.
Да уж, правильно извиняешься. Только почему ты его сразу не выставил?
— Я думала, он ваш подчиненный, — не выдерживаю.
— Не совсем, — откидывается на спинку стула, вздыхает. — У нас с ним некоторое разделение ролей. У меня, как бы это сказать… светская власть, а у него духовная.
Таращусь.
Вот уж такого — на звездолете! — я точно не ожидала.
— Знаю, что это странно, — ухмыляется он. — Но у нас так заведено. Наемники иногда годами не бывают на планете, а со Старейшинами по нетбуку не поговоришь — нарушится таинство поучения. С другой стороны, у некоторых старейшин есть ученики, которые после пятнадцати лет послушничества обязаны провести хотя бы десять лет в удалении от наставника, научиться принимать собственные решения. Вот они-то и летают с наемниками. Алтонгирел здесь уже пять лет, но я его знаю с детства.
— А, э-э… вы не ладите?
— Обычно ладим, просто он несколько… близко к сердцу принимает некоторые вещи.
Ага. И называет тебя уродом.
— Но вообще-то он хороший друг, — заключает наш удивительный капитан.
Пора мне делать ноги из этого дурдома.
Извиняюсь, забираю свой подостывший чай, иду к себе. Где мое вязанье… Там как раз самое время начинать узорчик вывязывать, для этого какая-никакая, а концентрация нужна, хоть голову займу, чтобы не ломать ее о подслушанные реплики на неблагозвучном муданжском… Может, я на самом деле все совсем неправильно поняла. Ведь до этой истории даже никогда живого муданжца не слышала, только нашего препода…
…Пиала вылетает из рук и разбивается о стену, хоть и пластиковая. О н-нет, как я могла его не заметить?!!
Мощная рука Алтонгирела впечатывает меня в стенку, глаза его сверкают, из ноздрей дым валит, рожа красная, клыки торчат… не знаю, что уж там правда, а что мне с перепугу мерещится…
— Держись подальше от Азамата! — рычит он так, что я еле разбираю слова.
Его пальцы сжимают мое плечо в опасной близости от горла, да с такой силой, что вот-вот ключица хрустнет. А кроме меня самой, тут врача нету… как же так, духовник есть, а врача нету…
— Слышишь?! — шарахает он меня затылком об стену.
Хорошо, что я не пластиковая.
Слышать-то слышу, но в ушах шумит, в глазах рябит, в горле вантуз застрял… Пытаюсь кивнуть, но он не понимает. Навис надо мной, маленькой, как вопросительный знак, вот-вот точкой под дых заедет. В панике толкаю его в грудь, но с тем же успехом можно было попытаться пройти сквозь стену: он сильнее меня раз в двести, наверное.
— Я тебе побрыкаюсь.
Он заносит руку… начинаю визжать. Не длинно, как заклинивший дверной звонок, а короткими пронзительными взвизгами, точка-тире, хотя все больше точка-точка-точка…
Что-то происходит, и мне позволяется упасть на пол. Пожалуй, я за эти дни превысила месячную квоту по падениям. Так, дышим глубоко. Не хватало мне еще в ответственный момент панического приступа. Кажется, меня уже никто не убивает. Еще пара глубоких вдохов, и можно попробовать воспринять окружающий мир.